Неточные совпадения
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая толпа народа, все мужиков. Он
залез в самую густоту, заглядывая в лица. Его почему-то тянуло со всеми заговаривать. Но мужики не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и пошел направо, тротуаром, по направлению
к В—му. Миновав площадь, он попал в переулок…
— Не надо! Прочь! подождать!.. Зачем он сюда
залез! Что за беспорядок! — закричал Порфирий, бросаясь
к дверям.
А сверх того,
к нему на двор
Залез и клеть его обкрал начисто вор.
Голодная кума Лиса
залезла в сад;
В нём винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты горят;
Лишь то беда, висят они высоко:
Отколь и как она
к ним ни зайдёт,
Хоть видит око,
Да зуб неймёт.
Пробившись попусту час целой,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьёшь».
— Да ну те
к бесу!
Заладил одно слово. Как сумасшедший ты, Семен! — озлобленно рявкнул лысый.
— Вот ради спокоя и благоденствия жизни этих держателей денег, торговцев деньгами вы хотите, чтоб я
залез куда-то в космос, в нутро вселенной,
к чертовой матери…
Но Яков и Василиса ушли
к ранней обедне, а Пашутка, завидя идущую барыню, с испуга
залезла в веники и метлы, хранившиеся в чулане, да там и заснула. Прочие люди разбежались в разные стороны.
«Соленый, скучный, безобразный и однообразный! — прибавил я
к этому списку, сходя по трапу вниз, —
заладил одно — и конца нет!» Внизу везде вода, сырость; спали кое-как, где попало.
Я погрелся немного у огня, затем
залез к стрелкам в палатку и тогда хорошо заснул.
Я не стал дожидаться чая, подтащил свой мешок поближе
к огню,
залез в него и опять заснул. Мне показалось, что я спал очень долго. Вдруг что-то тяжелое навалилось мне на грудь, и одновременно с этим я услышал визг собаки и отчаянный крик Дерсу...
Сначала я пробовал сдуть мошек ртом, потом принялся снимать их ложкой, но каждый раз, как я прекращал работу, они снова наполняли кружку. Казак оказался прав. Та
к напиться чаю мне и не удалось. Я выплеснул чай на землю и
залез в свой комарник.
Неужели она
залезла к шмелям?
Когда идешь по тайге днем, то обходишь колодник, кусты и заросли. В темноте же всегда, как нарочно,
залезешь в самую чащу. Откуда-то берутся сучья, которые то и дело цепляются за одежду, ползучие растения срывают головной убор, протягиваются
к лицу и опутывают ноги.
—
Заладила сорока Якова: много денег! Вспомни, лес-то какой! деревья одно
к одному, словно солдаты, стоят! Сколько же, по-твоему?
Мне не нравилось, что она зажимает рот, я убежал от нее,
залез на крышу дома и долго сидел там за трубой. Да, мне очень хотелось озорничать, говорить всем злые слова, и было трудно побороть это желание, а пришлось побороть: однажды я намазал стулья будущего вотчима и новой бабушки вишневым клеем, оба они прилипли; это было очень смешно, но когда дед отколотил меня, на чердак ко мне пришла мать, привлекла меня
к себе, крепко сжала коленями и сказала...
Ты знаешь, до какого сумасбродства она до сих пор застенчива и стыдлива: в детстве она в шкап
залезала и просиживала в нем часа по два, по три, чтобы только не выходить
к гостям; дылда выросла, а ведь и теперь то же самое.
— Ты чего это, милая, мужикам-то на шею лезешь? — кричала она, размахивая своими короткими руками. — Один грех избыла, захотелось другого… В кои-то веки нос показала из лесу и сейчас в сани
к Кириллу
залезла. Своем глазам видела… Стыдобушка головушке!
Белоярцев, великий охотник подтрунить над ближним, очень ловко умел наводить Ревякина на рассказы о том, как
к нему в окно один раз
залез вор.
— Да бросьте, господин, — досадливо прервала его Любка. — Ну, что все об одном и том же.
Заладила сорока Якова. Сказано вам: нет и нет. Разве я не вижу,
к чему вы подбираетесь? А только я на измену никогда не согласна, потому что как Василий Васильевич мой благодетель и я их обожаю всей душой… А вы мне даже довольно противны с вашими глупостями.
Он и сам
залез было в воду по брюхо и два-три раза лакнул ее языком. Но соленая вода ему не понравилась, а легкие волны, шуршавшие о прибрежный гравий, пугали его. Он выскочил на берег и опять принялся лаять на Сергея. «
К чему эти дурацкие фокусы? Сидел бы у берега, рядом со стариком. Ах, сколько беспокойства с этим мальчишкой!»
Между тем Василий сделал всё, как хотел. С товарищами он ночью пролез
к Краснопузову, богачу. Он знал, как он скуп и развратен, и
залез в бюро и вынул деньгами 30 тысяч. И Василий делал, как хотел. Он даже пить перестал, а давал деньги бедным невестам. Замуж отдавал, из долгов выкупал и сам скрывался. И только то и забота была, чтобы хорошо раздать деньги. Давал он и полиции. И его не искали.
«Ага! Так ты меня затем крепко обнимаешь, чтобы в карман мне незаметно
залезть?» — мысленно говорил он Татьяне Власьевне. И тут же решил, пустив в оборот все свои деньги, выкупить магазин у сожительницы, порвать связь с нею. Решить это ему было легко. Татьяна Власьевна и раньше казалась ему лишней в его жизни, и за последнее время она становилась даже тяжела ему. Он не мог привыкнуть
к её ласкам и однажды прямо в глаза сказал ей...
Меня и рулевого сменили с вахты, я
залез под брезент и уснул, но вскоре — так показалось мне — меня разбудил топот ног и крики. Высунув голову из-под брезента, я увидел, что трое матросов, прижав рулевого
к стенке «конторки», разноголосно кричат...
— Что ты делаешь, что собираешься жечь? — сказал он и подошел
к портрету. — Помилуй, это одно из самых лучших твоих произведений. Это ростовщик, который недавно умер; да это совершеннейшая вещь. Ты ему просто попал не в бровь, а в самые глаза
залез. Так в жизнь никогда не глядели глаза, как они глядят у тебя.
Вот — замечаю я: наблюдает за мною некий старичок — седенький, маленький и чистый, как голая кость. Глаза у него углублённые, словно чего-то устрашились; сух он весь, но крепок, подобно козлёнку, и быстр на ногах. Всегда жмётся
к людям,
залезает в толпу, — бочком живёт, — и заглядывает в лица людей, точно ищет знакомого. Хочется ему чего-то от меня, а не смеет спросить, и жалка мне стала эта робость его.
Дождался того, что мне нынче стыдно и больно стало, как никогда; больно за себя, когда твой друг своими грязными руками
залез мне в сердце и стал говорить о ревности, моей ревности,
к кому же?
к человеку, которого ни я, ни ты не знаем.
— Это такой скотина ваш Ферапонт Григорьич, — сказал Хозаров, входя
к Татьяне Ивановне, — что уму невообразимо! Какой он дворянин… он черт его знает что такое! Какой-то кулак… выжига. Как вы думаете, что он мне отвечал? В подобных вещах порядочные люди, если и не желают дать, то отговариваются как-нибудь поделикатнее; говорят обыкновенно: «Позвольте, подумать… я скажу вам дня через два», и тому подобное, а этот медведь с первого слова
заладил: «Нет денег», да и только.
Вот из моря вылез старый Бес:
«Зачем ты, Балда,
к нам
залез?»
— Да вот веревкой хочу море мо́рщить,
Да вас, проклятое племя, корчить.
Залезал ли Гришка в соседний огород, травил ли кошек, топил ли собак (утехи,
к которым с первых лет обнаруживал он большую склонность) — все сходило ему с рук, как с гуся вода.
Она постоянно проводила время лежа на печке; изменяла своему положению,
залезая иногда в самую печку, когда уж невмочь подступало
к пояснице.
— Э, дурак я был бы! — сказал он, наконец, пускаясь в дальнейший путь. Пожалуй, не выдумай дядько в ту ночь, напившись наливочки,
залезть в омут, теперь меня бы уж окрутили с Галею, а она вот мне и неровня. Эх, и сладко же, правда, целуется эта девка — у-у как сладко!.. Вот и говорю, что как-то все не так делается на этом свете. Если б
к этакому личику да хорошее приданое… ну, хоть такое, как кодненский Макогоненко дает за своею Мотрей… Э, что уж тут и говорить!..
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель
залез.
Один вор
залез ночью
к купцу на чердак.
Да как
заладила это: «Не могу я без него жить», плачет день, плачет другой… Я было ее
к себе, в город, лекаря пригласил, тот с неделю посмотрел и говорит: «Если ее оставить в этом положении, так она с ума сойдет». Как после этого прикажешь с ней быть?
Анна Петровна. Гм… Да кому здесь, в нашей проклятой Войницевке, может
залезть в голову невозможная мысль поставить на твою аристократическую голову рога? Совершенно некому! Младшему Глагольеву разве? Навряд, Глагольев перестал
к нам ездить… Твоя Софи никому здесь не под стать. Глупо ревнуешь, милый!
— Да ну его
к шуту, твое «искушение».
Заладил, что сорока Якова, надоел даже… Идешь в приказчики?
Вскочил черный, велел посадить Жилина в сторонке, не на ковер, а на голый пол,
залез опять на ковер, угощает гостей блинами и бузой. Посадил работник Жилина на место, сам снял верхние башмаки, поставил у двери рядком, где и другие башмаки стояли, и сел на войлок поближе
к хозяевам; смотрит, как они едят, слюни утирает.
Залез в шкап, растерзал несколько платьев, украл из шкатулки свежий цибик чаю, рассыпал его по полу, украл и положил себе за щеку несколько кусков сахару и таким же путем, каким добрался в квартиру почтенной женщины, вернулся
к себе домой.
Когда мы освоились с темнотой, то, вероятно, одновременно поняли, что
залезли в клетку
к зверям Зениды.
— Думать надо, его обворовывают. Все тащат: и приказчики, и караванные, и ватажные. Нельзя широких дел вести без того, чтобы этого не было, — молвил луповицкий хозяин, Андрей Александрыч. — И в маленьких делах это водится, а в больших и подавно. Чужим добром поживиться нынче в грех не ставится, не поверю я, чтобы
к Смолокурову в карман не
залезали. Таковы уж времена. До легкой наживы все больно охочи стали.
— А Христос его знает! — отвечал старик, косясь на управляющего, который засматривал в окна. — Нам не говорит, а в голову
к нему не
залезешь. Ушел, говорит, да и шабаш! Своя воля! Должно полагать, жалованья мало показалось!
Дьячок подскочил
к нему и вместе с ним потащил на двор почтовую клажу. Почтальон стал распутывать узел на башлыке. А дьячиха заглядывала ему в глаза и словно собиралась
залезть ему в душу.
Мы пошли дальше. Следы шли вдоль сопки зигзагами. Медведь подходил
к большим деревьям, заглядывал под опрокинутые корневища, копался в осыпях и разбрасывал мерзлый валежник на земле. В одном месте наводнением нанесло много мелких веток, сверху их занесло опавшей листвой и засыпало снегом. Медведь
залез под этот мусор, но что-то ему не понравилось. Он пролежал, видимо, только несколько часов и пошел снова
к реке.
— Нас послушает сам граф! — продолжал Цвибуш. — И вдруг, душа моя, ему, графу,
залезет в голову мысль, что нас не следует гнать со двора! И вдруг Гольдауген послушает тебя, улыбнется…А если он пьян, то, клянусь тебе моею скрипкой, он бросит
к твоим ногам золотую монету! Золотую! Хе-хе-хе. И вдруг, на наше счастье, он сидит теперь у окна и пьян, как сорок тысяч братьев! Золотая монета принадлежит тебе, Илька! Хо-хо-хо…
Гусев возвращается в лазарет и ложится на койку. По-прежнему томит его неопределенное желание, и он никак не может понять, что ему нужно. В груди давит, в голове стучит, во рту так сухо, что трудно пошевельнуть языком. Он дремлет и бредит, и, замученный кошмарами, кашлем и духотой,
к утру крепко засыпает. Снится ему, что в казарме только что вынули хлеб из печи, а он
залез в печь и парится в ней березовым веником. Спит он два дня, а на третий в полдень приходят сверху два матроса и выносят его из лазарета.
— Не станем-с, — повторил Нетов. — Потому, кто же может в душу
к другому человеку
залезть. А вот, Капитон Феофилактович, мы с дядюшкой Алексеем Тимофеевичем думаем сделать вам совсем другое… сообщение.
— Мне бы хотелось и вас примостить. В карман я
к вам не
залезаю…
Их взгляды встретились. Анна Серафимовна покраснела. И Палтусова точно что кольнуло. Не волнение влюбленного человека. Нет! Его кольнуло другое. Эта женщина уважает его, считает не способным ни на какую сделку с совестью. А он… что же он? Он может еще сегодня смотреть ей прямо в глаза. В помыслах своих он ей не станет исповедоваться. Всякий вправе извлекать из своего положения все, что исполнимо, только бы не
залезать к чужому в карман.
— Как же не он, ваша милось, когда след его точка в точку, пуля
к пуле пришлась, как родная сестра, пыжи также, кровь на рубахе… и на одежде… а он одно
заладил — не виноват… Заседатель его и так, и эдак, уламывал, шпынял; его, сердечного, в пот ударило — так ничего и не поделал. Нет, уж по моему, коли грех попутал, бух в ноги начальству и на чистую, хотя и не миновать наказания, да душе-то все легче — покаяться. А то вдруг закоренелость эдакая и откуда? Парень был — душа нараспашку…